В судьбе каждого творца есть важные события, которые оказывают значительное влияние на его становление и творчество. Для Александра Вампилова таким определяющим моментом стала трагическая утрата отца — Валентина Никитича Вампилова, которого арестовали и расстреляли в начале 1938 года. Не случайно тема отцовства стала одной из ключевых в его пьесах — превратившись в особый художественный мотив с исследованием важных вопросов взросления и становления личности.

В фондах Культурного центра Александра Вампилова хранятся копии архивного уголовного дела в отношении репрессированного отца драматурга. Долгое время документы находились в ведомственном архиве и были недоступны для общественности. Сегодня они представляет собой ценнейший источник. В этом материале мы расскажем об обстоятельствах дела и его ключевых фигурах. 

Значительный прорыв в изучении истории семьи Вампиловых произошел благодаря совместной работе научных сотрудников Культурного центра с Ольгой Михайловной Проценко — внучкой Валентина Никитича (дочерью сестры Александра Вампилова Галины Валентиновны). Это живое свидетельство эпохи. Материалы раскрывают не только личную трагедию одного человека — но и отражают масштабный исторический период.

Вампилов Валентин Никитич (1898 – 1938) — был человеком крестьянской основательности и по-настоящему интеллигентной тяги к знанию. Уроженец улуса Хига-Аларь Аларского района Иркутской области, он с юных лет отличался любознательностью, прекрасным знанием русского языка, страстью к чтению и яркой способностью к обучению. 

Став одним из лучших учеников гимназии в Иркутске и закончив её с золотой медалью, он позже поступил в университет, но в 1922 году бросил учёбу ради семьи и работы в школе.

В конце августа 1937 года Валентин Никитич был назначен исполняющим обязанности завуча Аларской школы. Куда он был направлен «усмирять» конфликтный коллектив. Времена были смутные: в школе давно зашкаливали страсти. Здесь, среди раздираемого внутренними распрями педагогического коллектива, Валентин Никитич пытался наладить работу, совмещая должность завуча с тяжёлой нагрузкой учителя и заботами о семье. К этому времени его жена — Анастасия Прокопьевна — была на последних месяцах беременности четвертым ребенком — Александром Вампиловым.

В кругу близких и домашних заботах он мог ненадолго забыться. Но тревожные знаки множились. Заметив, что его имя начинают связывать с репрессированными односельчанами, он предчувствовал беду. 

В декабре 1937 года, испытывая душевный надлом, Валентин Никитич обратился с отчаянным письмом в Иркутский областной отдел народного образования и областной комитет профсоюза учителей. 

Копию этого письма сохранил брат Валентина Никитича — Владимир. После его кончины документ оказался удочери Валентина Никитича от первого брака Сержены Валентиновны.

Письмо Валентина Никитича: «Взываю внимательно прочитать настоящее письмо! С часу на час жду ареста. Не сам арест, в конце концов, страшен, а страшно то, что меня, семнадцать лет честно проработавшего в советской школе, собираются сделать жертвой гнусной клеветы. ¶ В начале нынешнего года я перевелся из Кутуликской средней школы в Аларскую. Причем районные организации меня, что называется, почти насильно назначили «на один месяц» заведующим учебной частью. ¶ Работать временно исполняющим должность заведующего учебной частью как следует я не мог, так как, во-первых, имел 38 недельных уроков и был руководителем одного класса, во-вторых, два раза болел за первую четверть, в-третьих, два раза ездил в районный центр с просьбой освободить от обязанностей завуча, в-четвертых, в коллективе школы создалась ненормальная обстановка для моей работы в результате самой грубой и беспринципной склоки, поднятой против меня преподавателем бурят-монгольского языка Д. В. Зурбановым. ¶ Зурбанов, молодой человек, лет двадцати трех, как он говорит, сын бедняка, считается активистом в улусе, много пишет заметок в газеты, считается неплохим преподавателем своего предмета. До последнего времени Зурбанов пользовался некоторым авторитетом перед районными организациями, что объяснялось отчасти тем, что он на всех совещаниях, конференциях умел, так сказать, эффектно выступать, и отчасти тем, что он «разоблачал». Большинство этих «разоблачений» Зурбанова шло задним числом; он начинал «разоблачать» кое-кого, когда положение этих последних определялось к худшему или, когда портились взаимоотношения с последними. ¶ Мое назначение в данную школу не входило в планы Зурбанова. Он сразу почувствовал, что мое присутствие в школе может помешать его «влиянию», «авторитету», короче, его демагогии, так как он знал, что я сумею вести самостоятельную линию. И вот с первых дней он сделал попытку командовать мной и кончил тем, что выдвинул против меня ряд гнусных клеветнических обвинений. ¶ Вчера на нашем педагогическом совещании говорили о наличии в Аларском аймаке контрреволюционной организации, проводящей вредительство в сельском хозяйстве. Зурбанов и компания склонны обвинить меня во вредительстве в школе. Дней десять тому назад появились слухи о предстоящем моем аресте. ¶ Таким образом, в недалеком будущем меня ожидает в худшем случае арест, а в лучшем — переброска среди зимы с маленькими детьми (в том числе грудным) в другую школу. Повторяю, не самый арест страшен, страшно то, что я могу сделаться жертвой злостных происков такого человека, как Зурбанов. ¶ Я не заслуживаю политической смерти, так как с самых молодых лет я был известного общественно-политического настроения. Я все семнадцать лет честно проработал в школе, работал так, как мог, за что пользовался любовью и признательностью своих учащихся. Надеюсь, что советская общественность разберется в моем деле».

Письмо осталось без ответа. 

Из его содержания можно сделать вывод, что Доржей Васильевич Зурбанов сыграл роль инициатора клеветнических обвинений против Валентина Никитича. Он представлен как человек, который стремится к влиянию и авторитету в коллективе. Тот факт, что Зурбанов был первым директором Аларской средней школы, объясняет это. Опыт руководства и управления образовательным процессом мог укрепить его позиции и обеспечить значительное влияние в коллективе.

17 января 1938 года Вампилов Валентин Никитич был задержан. 

Во время задержания был составлен протокол обыска. Этот документ стал точкой невозврата: из дома были изъяты личные документы и вещи — всё что могло представлять интерес для следствия.

В качестве меры пресечения уклонения от следствия и суда Вампилову Никитичу был выбран арест и содержание под стражей в Иркутской тюрьме. По прибытию в тюрьму была составлена анкета арестованного. Она зафиксировала биографические сведения, на основе которых был выстроен социальный и официальный портрет личности. Далее фрагменты текста из материалов архивного уголовного дела в отношении Вампилова В. Н. будут выделены жирным шрифтом с сохранением пунктуации. 

Особое внимание уделили партийной принадлежности. В пункте: «Партийность (в прошлом и в настоящем) указано в партии не состоял». Однако рядом имеется примечание: «ЭССЕРОВЕЦ».

Вот что по этому поводу писал Валентин Никитич: «Моя «эсеровщина» в следующем. В 1920 году, летом, я готовился поступать в Иркутский университет, репетировался у студента бывшего Петербургского психоневрологического института М. Забанова. ¶ Этот Забанов сколачивал группу левых эсеров, но входить в эту группу я отказался, что выразилось в том, что я категорически отказался подписать составленную Забановым так называемую «политическую платформу группы аларских левых эсеров» и вскоре с этим Забановым окончательно порвал. ¶ В 1918 году в известном контрреволюционном «салтыковском деле» я действительно принимал активное участие, но только не на стороне Салтыкова, а на стороне народа вместе с большевиками С. Николаевым и Е. Манзановым. Это могут подтвердить все партийцы».

22 февраля 1938 года был проведен единственный допрос Валентина Никитича. Во время которого он дал «признательные» показания и рассказал о своей деятельности в составе контрреволюционной организации.

Допрос был начат с прямого вопроса: «Вы являетесь участником панмонгольской контрреволюционной диверсионно-повстанческой организации. Признаете это?»

Ответ: «Да, признаюсь, что до дня моего ареста я являлся активным участником панмонгольской диверсионно-повстанческой контрреволюционной организации».

С этого момента все последующие утверждения следователя начали строиться на допущениях. Однако в логике следственного процесса они воспринимались как убедительные и достаточные для продолжения следственных действий.

Вопрос: «В чем конкретно выразилась ваша лично практическая контрреволюционная деятельность?». 

Ответ: «Являясь участником панмонгольской организации — я в любой момент готов был выступить с оружие в руках против советской власти. С этой же целью я приобрел себе огнестрельное оружие. ¶ По заданию организации я был готов поджечь Кутуликскую среднюю школу. Так же я срывал планы учебных занятий, заменяя их уроками «нойонском-ламского собственнического учения». Являясь заведующим учебной частью, я организовывал систематические групповые пьянки среди учителей и учащихся. В результате чего учебные планы срывались. Процветала половая распущенность среди учащихся. ¶ Благодаря моей подрывной работе учащиеся вставали на прямой путь 
к контрреволюции: на стенах расклеивались лозунги с мобилизацией населения на борьбу против советской власти. Открыто носились учащимися фашистские знаки. Под моим непосредственным руководством, учитель Зурбанов, преподавал учащимся уроки панмонгольской литературы. ¶ По прямому заданию организации я развивал национальную рознь и ненависть среди учащихся русских и бурятов — в результате чего русский мальчик убил мальчика бурята. На почве половой распущенности одна ученица покончила жизнь самоубийством. С целью срыва общественного питания учащихся — я умышленно испортил 20 центнеров хлеба». 

Признания Валентина Никитича Вампилова необходимо рассматривать через призму следственной практики 1930-х годов. В тот период под физическим или психологическим давлением многие обвиняемые были вынуждены подтверждать выдвинутые против них обвинения. 

Анализируя протоколы допроса следует учитывать факт официальной реабилитации Валентина Никитича. Это свидетельствует о признании необоснованности предъявленных обвинений и ставит под сомнение достоверность его показаний, особенно с учётом их противоречивого характера.

Ярким примером таких противоречий служит ситуация с Зурбановым. В следственных документах он представлен как соучастник, тогда как в личных письмах Вампилова фигурирует в качестве инициатора обвинений.

27 февраля 1938 года дело Вампилова было рассмотрено.

В обвинительном заключение было сформулированы основные обвинения по панмонгольскому делу. Согласно имеющимся материалам, организация имела шпионско-диверсионный и националистический характер. Она возникла ещё в годы Гражданской войны при участии японской разведки и в последующие годы якобы развернула деятельность через подпольные группы в колхозах и аймаках на территории Бурят-Монгольской АССР и Иркутской области.

По версии следствия, цель организации заключалась в подготовке вооружённого восстания в случае начала военных действий между Японией и СССР. Параллельно она должна была заниматься вредительством в сельском хозяйстве и распространением антисоветской агитации. 

На основании собранных материалов Валентин Никитич Вампилов был обвинен в участии в этой организации. Следствие утверждало его активное участие в её деятельности. Однако обращает на себя внимание один существенный факт: в официальной справке к обвинительному заключению чётко сказано об отсутствии вещественных доказательств по делу.

По итогам заседания тройка УНКВД по Иркутской области постановила: ВАМПИЛОВА Валентина Никитича – РАССТРЕЛЯТЬ с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества. 

Постановление было приведено в исполнение 9 марта 1938 года.

Вампилову Валентину Никитичу было 39 лет.

В 1957 году Валентин Никитич был официально реабилитирован определением Военного трибунала Забайкальского военного округа. На основании этого решения в 1990-х годах его дети — Галина Валентиновна и Михаил Валентинович — были признаны пострадавшими от политических репрессий. Эта информация была подтверждена в заключении о признании их статуса.

Важным этапом в восстановлении исторической правды стала публикация писателя и исследователя Андрея Румянцева «Письмо из 37-го года» в газете «Восточное обозрение» в феврале 1991 года. После выхода статьи сотрудники Иркутского управления КГБ сообщили автору о найденном в архиве деле Валентина Никитича Вампилова и пригласили его ознакомиться с документами.

Получив доступ к материалам — Андрей Румянцев встретился с Анастасией Прокопьевной и рассказал семье Вампиловых информацию о последних днях жизни и обстоятельствах гибели Валентина Никитича.

Жизнь Вампилова Валентина Никитича пришлась на период серьёзных международных перемен. В 1930-е годы резко обострились отношения между СССР и Японией. Особенно после того, как Япония оккупировала Маньчжурию и начались вооружённые столкновения на границе. Эти события послужили поводом для усиления государственного контроля внутри советского общества. 

Контроль выразился в усилении надзорных функций государственных органов и расширении полномочий контрольных структур. Особую озабоченность стали вызывать возможные проявления нелояльности среди определенных категорий граждан — потенциальных пособников противника внутри страны. 

Этот процесс был сложным и многогранным. При изучении подобных историй важно избегать поверхностных обобщений и упрощений. Сводить причины репрессий к отдельным признакам или единичным эпизодам — значит упускать из виду широкий и противоречивый исторический фон.

Осмысление прошлого требует глубокого анализа и внутренней готовности  к встрече с непростыми страницами истории. Но сохранение исторической памяти — это не просто форма ответственности перед прошлым.  Это возможность извлечь важные уроки для настоящего и будущего.